
«Начало осени на реке Лене»
Детские воспоминания, проявляются так четко, что из них кажется, состоит половина жизни. Мне было лет 14, когда папа решил взять меня с собой в лес. Папа прирос к сибирской природе, и эти корни передал братику.
Я же сохранила только воспоминания.
В те дни лес из изумрудного превращался в красно-золотой. Зеленые листья показывали желтые прожилки и трепетали на ветру. Мы шли далеко и долго.
Я не помню усталость, но помню чувство расслабления, когда мы зашли в старое зимовье. Никаких матрасов и подушек.
На сколоченных нарах лежало обычное сено. Папа сделал лаз, и я юркнула в эту норку. Дальше сон охватил меня крепче, чем когда либо. Но ночь промчалась, как секунда.
Я очнулась от колыхания избушки. Когда мы подошли к ней, я заметила, что она чуть накренилась в сторону полянки, но сон замутил то, чем мы обычно думаем и оцениваем.
Я выглянула из сена. Папа прижал палец к губам. Тихо подошла к двери. Он тихонько поднял крючок, но дверь предательски скрипнула. Я услышала топот.
Мы вышли. Свежесть утра пробралась за воротник, выгоняя остатки сна. Вздохнула полной грудью. Столько запахов одновременно, подняла глаза вверх. Там высоко в небе звезды заканчивали свой ночной танец и готовились спрятаться от нас за пеленой солнечного света.
-Смотри, - прошептал папа.
Я перевела взгляд в сторону полянки. Над вековыми соснами и елками разгорался рассвет. Чуть розовый. Остатки тумана клочьями висели на кустах, прячась в тенях веток. Но полянка уже озарилась оранжевыми всполохами. В центре стоял стог сена, а справа черным контуром на этом фоне чуть раскачивая рогами, как - будто дирижируя, стоял лось. Он спокойно пережевывал что-то и смотрел на нас. Я замерла от красоты. Папа, зная крутой нрав этих животных, закричал:
- Ээээй.
Лось постоял еще немного и грациозно пошел с полянки. У кромки леса он оглянулся, качнул рогами, как-то укоризненно, так мне показалось, и шумно исчез в высоких кустах.
Папа разжег костер, что - то сварил в 2 котелках. Я не помню, что он готовил, но помню удивительный запах дыма, перемешанный с едой. Чай был с травами. Потом возвращение, которое далось мне большим трудом. И тут папа придумал способ. Он пел в ритме марша странную песню:
-Мы идем по Уругваю,
Ночь хоть выколи глаза,
Только крики попугаев,
Нам бросают в паруса...
В мире древнего марксизма,
Выступает какаду...
С чем уж там выступал этот какаду, я не помню. Но было смешно и ноги сами шли. Но километров за пять до дома, когда впереди замаячила крыша, мои нетренированные мышцы отказали. Папа нашел какого-то водителя. В кабине было одно место. Я уехала, а он пришел позже. С тех пор далеко в лес, пешком меня не брали. Но тот удивительный лось оставил яркий след, неизгладимое воспоминание, которое периодически возвращается.
Journal information